Уже более тысячи лет, со времени принятия на Руси христианства, идут и идут русские паломники в Палестину — к тем местам, которые были связаны с земной жизнью Спасителя. В давние времена паломники — «калики перехожие» — обычно шли из Иерусалима в Вифлеем пешком: «Вифлеем отстоит от Иерусалима два часа хождением», — сообщает один из них. Те, кто побогаче, «скакали на ослятах». Почетные гости добирались на лошадях. Мы же, сегодняшние паломники, доехали на рейсовом автобусе, отходящем от Дамасских ворот старого Иерусалима. Вифлеем — небольшой городок, расположенный уступами на двух холмах и в низине между ними. Десять веков православия Трапезников А.А. Десять веков православия. От Крещения Руси до наших дней / Александр Трапезников.Окрестности его издавна славились плодородием, отчего он и получил название Бет- Лехем, что по- древнееврейски и на современном иврите означает Дом Хлеба; привычное нам «Вифлеем» — греческая форма этого названия. И правда, глядя на белые домики, облепившие склоны холмов, на зелень виноградников, ощущаешь покой и тихую радость.. Мы направляемся к большой площади; еще издали видим колокольню, крепостные стены и башню старинной базилики Рождества Христова. Храм стоит над тем самым местом, где почти две тысячи лет назад находилась пещера, в которой родился Иисус. История рождения Богомладенца рассказана евангелистами с любопытными чисто житейскими подробностями.. Незадолго до рождения Иисуса родители его, Иосиф и Мария, отправились из родного Назарета в Вифлеем, где, по указу царя Ирода, происходила перепись населения. Городок был переполнен приехавшими для переписи людьми, и не было места ни в гостиницах, ни на постоялых дворах. Десять веков православия. От Крещения Руси до наших дней /Александр Трапезников. В чем особенности труда церковного живописца в XXI веке? Когда-то духовник посулил молодой православной немке «кучу детей» – но она ушла в монастырь. Хранитель музея Александр Дмитриевич через Владимира Абросимова, преподнёс в дар. Сейчас, в XXI веке, настало время, когда всенародно любимые Во время получения диплома И.А. Трапезников сказал членам Председатель областного объединения православных писателей. Одигитриевский собор – форпост православия деревянная кладбищенская Богородице-Владимирская церковь, построенная в начале XVIII века. Варвара Ивановна и Александр Александрович Второвы пожертвовали. Стефан Трапезников, Лаврентий Мордовской, Александр Мордовской, Тимофей. Размещение авторского материала на страницах электронного справочника 'Информио' является бесплатным. От крещения Руси до наших дней», М. Десять веков Православия : от Крещения Руси до наших дней / А.А. Русское государство на протяжении тысячелетнего существования невозможно представить без православной веры. Какое главное требование Церкви от желающего принять крещение? Может быть, надо вспомнить первые века христианства, и использовать Таинство крещения. Харламов Александр 3 июля 2014, 18:00. Бесплатная доставка от 3500 руб. Православие в России и предстоятели Церкви А. Книгопечатная продукция (2014). Тайны 'Монастырского приюта' Александр Трапезников. Не найдя пристанища, Иосиф и Мария укрылись в пещере, куда пастухи загоняли скот в непогоду и ночевали сами. Там и родился Сын Божий. Мария спеленала Младенца и положила его в ясли, куда кладут корм для скота. Иосиф прикрыл Младенца своим шерстяным плащом от холода ночной пустыни. В эту ночь в небе ярко засияла новая звезда, которую люди назовут потом Вифлеемской. На свет ее первыми пришли пастухи, внемля голосу Ангела, что родился Сын Божий, а за ними пришли с дарами Волхвы.. Мы переступаем порог храма — вход в него узкий и низкий, приходится нагибаться. Такой вход был сделан специально, чтобы отучить кочевников от привычки заезжать внутрь храма на ослах и лошадях. Что раньше это было именно так, подтверждает сообщение князя Радзивилла Сиротки, который побывал в Святой Земле в XVI веке. Как и большинство храмов на этой земле, базилика Рождества Христова была построена по распоряжению царицы Елены и ее сына — римского императора Константина около 3. Здесь почти ничего не изменилось за прошедшие столетия, и описание храма, сделанное в XII веке русским игуменом Даниилом, можно принять за сегодняшнее. Пещера и ясли, где родился Христос, находятся под великим алтарем, они устроены красиво. Ступеней семь идут туда, по ним сходят к дверям пещеры святой. Дверей в пещере две, ко второй двери также семь ступеней. Если восточными дверями войти в пещеру, то на левой стороне есть место внизу, где родился Христос. Над этим местом сделана трапеза (престол. Пещера («Вертеп») освещена лампадами: дневной свет не проникает сюда. Место Рождества Христова под православным престолом обозначено серебряной звездой с надписью: «Здесь от Девы Марии родился Иисус Христос». Направо от звезды три ступени ведут к покрытой мрамором нише — яслям Христовым. Здесь католический престол Поклонения волхвов. Как повествует Евангелие, «Когда же Иисус родился в Вифлееме Иудейском, пришли в Иерусалим волхвы с востока и говорят: где родившийся Царь Иудейский? И се, звезда, которую видели они на востоке, шла перед ними, как наконец пришла и остановилась над местом, где был Младенец. Увидев же звезду, они возрадовались радостью весьма великою. И, войдя в дом, увидели Младенца с Мариею, Матерью Его, и, пав, поклонились Ему; и, открыв сокровища свои, принесли Ему дары: золото, ладан и смирну. И, получив во сне откровение не возвращаться к Ироду, иным путем отошли в страну свою. Когда же они отошли, — се, Ангел Господень является во сне Иосифу и говорит: встань, возьми Младенца и Матерь Его, и беги в Египет, и будь там, доколе не скажу тебе; ибо Ирод хочет искать Младенца, чтобы погубить Его». Мы поклонились общехристианской святыне, как поклонялись ей из века в век русские паломники.. Вообще история русского паломничества в Вифлеем содержит немало интересных страниц; расскажу лишь о некоторых, относящихся к близким нам временам — концу прошлого и началу нынешнего века.. Поток русских богомольцев в Вифлеем возрастал с каждым годом. Особенно много стекалось их в дни празднования Рождества Христова. Вот как описывает русский церковный публицист Е. Марков характерные типы русских паломников того времени. Он перекрещен словно солдатскими перевязями с плеча на плечо белыми тесьмами тяжелого ранца, и худые, иссохшие ноги его отекли как подушки.. Вот изнеможенная маленькая старушка, с клюкой в руке, со страданием и болью, застывшими в морщинистых складках ее давно отцветшего, но терпкого лица. Она не хотела умереть, не поклонившись Христовым страданиям, и прибрела сюда Христовым именем (прося милостыню. Вон и домовитый хозяйственный мужичок, пасечник и маслобой, обросший бородой, как медведь шерстью, и как медведь насквозь еще пропитанный лесной дичью, тоже привалил сюда, зашив в подкладку лежалые деньжонки..»Как же обустраивались прибывшие в Вифлеем простые богомольцы? В середине XIX века греческие насельники построили вместительный странноприимный дом при монастыре, где и находили приют русские паломники. В монастыре жил обыкновенно какой- нибудь монах или служитель, понимающий по- русски, так что объясниться было возможно. Русские паломники привносили в жизнь монастыря свои привычки и обычаи. Как сообщал очевидец, после обзора всех святынь «богомольцы с пением и зажженными свечами идут в келий; монахи разводят их по номерам, где уже начинается непомерное чаепитие. Кипятку — сколько угодно, но чай и сахар свой. Напузырившись порядком и отдохнув немного, паломники идут на благословение к митрополиту..»Православная Россия издавна посылала в Святую Землю различную церковную утварь и украшения, в том числе и в вифлеемский храм. Паломники, посещавшие Вертеп до пожара, который случился там 2. Киеве монахинями Флоровского монастыря; бахрома и кисти — все это было чистое золото, сделалось жертвой пламени». Священная пещера украшалась российскими пожертвованиями и после пожара. Например, один паломник упоминал о таком украшении: «Нам приятно было видеть, что в Вертепе над престолом или, правильнее, при престоле, на месте Рождества Спасителя, висит икона, вышитая русскими руками, с надписью: «Слава в вышних Богу и на земли мир». А по свидетельству другого богомольца, в храме Рождества Христова имелись «богатая серебряная Плащаница и образ Богоматери в золотой ризе, пожертвованные из России». Русские христиане, посещавшие Святую землю, стремились разделить свои впечатления об увиденном с единоверцами, которые не могли предпринимать таких далеких путешествий. Я уже рассказывал о Ново- Иерусалимском монастыре под Москвой, созданном в XVII веке во времена патриарха Никона и ставшем местом постоянного паломничества. Во второй половине прошлого века подобным местом стала столица Российской империи. Архангела Михаила (или Воскресения Христова), что в Малой Коломне по Торговой улице, устроена в нижнем этаже церкви часовня, совершенно такая же по величине, виду и украшениям своим, как и Вифлеемская пещера Рождества Христова», — сообщалось в одной из паломнических книжек, изданной в 1. Русское присутствие в Вифлееме было весьма ощутимо. Приобщение к русскому языку у местных арабов происходило как бы само собой; По словам одного паломника, «почти весь Вифлеем знает по- русски, потому что они все мастера, работают иконы, кресты и четки перламутровые: а русские больше всех покупают; потому они по- русски и учатся, а кто по- русски не знает, тот ничего и не продаст». Особенно много изделий выставляли вифлеемские арабы- христиане накануне празднования Рождества Христова. Игумен Череменецкого монастыря Антоний в начале 1. Все комнаты, подобные лавкам Гостиного Двора, в два этажа, под арками и галереями расположенные вокруг собора, были так наполнены, что на коврах, раскинутых на полу, не оставалось места». Вифлеемские арабы знали, что особенно много русских паломников бывает в дни Пасхи Христовой в Иерусалиме. И поэтому в предпраздничные дни они перемещались в святой град вместе со своими бездонными корзинами.. Однако тяга православных арабов к русским объяснялась не только торговыми интересами, но и единой верой. Вифлеемские арабы, например, часто приглашали русских паломников быть крестными родителями своих детей. Так, богомолец Виктор Каминский, побывавший в Палестине в середине прошлого века, рассказывал: «.. До крайности приятна мне была эта просьба. Я охотно изъявил свое согласие, воротился в церковь, и здесь же сельский священник совершил над четырехмесячным мальчиком таинство крещения; наименовал младенца Виктором и приобщил его святых Тайн на моих руках». Впоследствии, когда Каминский рассказал об этом местному архиерею, митрополиту Дионисию, тот заметил: «Здешние арабы очень любят русских и, ожидая их для подобной цели, иногда надолго отсрочивают крещение своих детей». Но самое интересное произошло через несколько лет, когда Виктор Каминский снова отправился в Палестину и посетил Вифлеем. Предоставим слово самому паломнику: «После обеда я отправился в любезную мне деревню Бет- Сахур. В этой последней меня тотчас узнали и обрадовались моему приходу, особенно Мария и Ибрагим, родители моего крестника, которые никак не предполагали, чтобы я мог опять явиться здесь. Мария подвела ко мне крестника, 6- летнего уже мальчика, преумненького и предобренького. Я подарил ей московский платок, Ибрагиму дал существенное (деньги. Деревня Бет- Сахур, о которой шла речь выше, издавна пользовалась вниманием русских паломников. Ведь согласно древнему преданию близ этого места почти две тысячи лет назад пастухи услышали от Ангела Господня благую весть о рождении Спасителя.. Среди русских паломников деревня Бет- Сахур получила название «Пастушки». Александр Трапезников ДЕТКИ СМЕРДЯКОВА И ПОПРИЩИНА В СОВРЕМЕННОЙ АНТИРУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ: ПЕРСОНАЖИ И АВТОРЫЕще в середине 9. Тогда только начинали делать свои первые, но уже не робкие шаги Маринина, Донцова, Дашкова, другие «писательницы». Теперь их называют «королевами» и «принцессами» жанра. Теперь уже оголтелую графоманку Устинову приглашают в покои к Путину на собеседование, как выразителя современной русской литературы. Почему бы тогда не позвать еще и Оксану Робски с Ксюшей Собчак и Юлией Бордовских, ведь они тоже второпях накатали по нескольку книг? В те времена ситуация мне виделась так: условно говоря, Третий Рим, как духоносная сущность русской литературы – в противостоянии с Новым Карфагеном, в лице наступающей масс- культуры, в первую очередь ползучей женской беллетристики, некоего надвигающегося литературного матриархата, царства воинствующих амазонок. И я каждый раз в своих статьях с неустанным заклятием, подобно Катону младшему в римском Сенате повторял: «Карфаген должен быть разрушен». Ведь этот «Карфаген» подменял собой подлинные духовные ценности, которыми была всегда столь богата русская проза. Мне отвечали: но эту литературу читают и любят миллионы людей, чему свидетельствуют многотысячные тиражи. Оставим в стороне тиражную политику издателей и книгопродавцов, которых лучше бы назвать христопродавцами, а о такой «любви» можно сказать словами мудрого попугая из индийского трактата «Шукасаптати», определившего десять ее стадий. Дословно: «созерцание, задумчивость, бессонница, отощание, нечистоплотность, отупение, потеря стыда, сумасшествие, обмороки и смерть». Вот стадии этой «любви», которые проходит читатель, прежде чем нравственно и духовно умереть. К сожалению, мои прогнозы сбылись. Чтобы убедиться в этом, достаточно заглянуть в любой книжный магазин – все полки заставлены этой убогой макулатурой. И что характерно, не только в Москве и во второй «культурной столице», но и в Тюмени, Калуге, Белгороде, Твери, в других городах, где мне приходится бывать, словно там нет своих, прекрасных местных писателей. Одни лишь заезжие варяги, типа Акунина, Минаева, Пелевина, Малахова с его «любимыми блондинками» и тех же гламурных «принцесс». А в райцентрах и сельской местности даже и книжных магазинов- то нет. Ошибся я лишь в своей гендерной оценке происходящего. Вослед за милыми женщинами, считающих себя писательками, выстроилось целое стадо прозаиков- мужиков, бьющих от нетерпения литературными копытцами. Впрочем, не мужиков даже, а пишущих мальчиков- стилистов, телеведущих, адвокатов, рестораторов и разных прочих скульптурных изображений. Не имеющих ничего общего с традициями великой русской литературы. Подозреваю, что и не представляющих о ее существовании. Бердяев, именовавший себя «сыном Достоевского», в своей «Философии свободного духа» писал, что «есть два прошлых, прошлое, которое было и которое исчезло, и прошлое, которое и сейчас для нас как составная часть нашего настоящего. Второе прошлое, существующее в памяти настоящего, есть уже совсем другое прошлое, прошлое преображенное и просветленное, относительно его мы совершили творческий акт, и лишь после этого творческого акта оно вошло в состав нашего настоящего». Можно ли эти его слова применить к состоянию современной русской литературы? Есть малый ряд (остался еще) писателей, в основном, старшего и среднего поколений, которые совершили и совершают тот творческий акт, преобразуя и просветляя прошлое. И есть целая армада тех, для которых прошлое – ничто. Иными словами, они представляют не «живую жизнь», с ее прошлым, настоящим и будущим, т. Как у «антигероя» в «Записках из подполья» у Достоевского или у его же Ставрогина. Это отлученное от «живой жизни» сознание, разнузданная рефлексия, которой в конце концов «все позволено». Мертвящая свобода ложных сверхчеловеков, извращающих нравственную природу людей подлинных. Это относится и к подавляющему большинству современных авторов, и к их литературным персонажам. Но что такое свобода, как понимать ее «бремя»? По тому же Достоевскому, человек должен вынести бремя свободы, чтобы спастись. Он говорил, что «свобода есть не право, а обязанность христианства», что «свобода совсем не есть легкость, свобода трудна и тяжела». В «Легенде о Великом Инквизиторе» разыгрываются два сюжета драмы о свободе выбора. Первый – свобода как испытание. Без Христа испытание свободой разрушает человека, приводит к своеволию, а в конечном счете – к непомерной, убийственной тяжести, к гибели. И второй – свобода как подвиг. Это огромная трудность – соединить богоподобную свободу человека с благом и божественной красотой, что возможно только с Христом, в богочеловеческом процессе, в подвиге христианской любви. И тут высшая и «единственная свобода – победить себя». Но могут ли эти размышления, эти понятия хоть в малой степени что- то значить для получивших «мертвящую свободу» издавать свои безнравственные антирусские опусы Владимира Сорокина, Сергея Минаева, Людмилы Улицкой, Виктора Ерофеева, иных Смердяковых, Поприщиных и примкнувших к ним «унтер- офицерских вдов»? Однако они решительно двинулись в современную литературу, укрепились здесь и завоевали главенствующие позиции. Не без помощи власть предержащих, для которых любимые писатели – Жванецкий с Радзинским. Это понятно: оглупевшим народом и управлять проще. А может быть в современном литературном мире нельзя уже следовать традициям Толстого, Бунина, Чехова, творчески соединять реалистическое и идеалистическое, верить в эстетические ценности, исходить из гармоний мироздания? Проще говоря, мысленно быть как Пушкин. Которому, по замечанию Шестова из его «Умозрений и откровений» было «нужно показать нам, что идеалы существуют на самом деле», и который «не ушел с дороги, увидев перед собой грозного сфинкса, пожравшего уже не одного великого борца за человечество. Сфинкс спросил его: как можно быть идеалистом, оставаясь вместе с тем и реалистом, как можно, глядя на жизнь, верить в правду и добро? Пушкин ответил ему: да можно, и насмешливое и страшное чудовище ушло с дороги». Вот также просто, по мановению пушкинской руки и произнесенного слова должны были бы исчезнуть и «новые сфинксы», в которых, правда, нет ничего загадочного, одна лишь пустота – все эти материализовавшиеся смердяковы и поприщины, порождающие на бумаге себе подобных. И дело таких подлинных выдающихся писателей старшего поколения, душой исстрадавшихся за Россию, как Личутин, Крупин, Распутин, Белов, Куняев, Лихоносов, Ганичев, Екимов, Бородин, Ким, Шуртаков, Мустафин, и более младших, талантливых – Байбородина, Сегеня, Сенчина, Верстакова, Тарковского, Галактионовой, Щербакова, Дворцова, и многих- многих других. Сейчас я хочу обратиться к прошедшему десятилетию и «обозреть», хотя бы вкратце, разных писателей, попавших в мое, конечно же, субъективное поле зрения. И тех, к кому в полной мере применимо определение «детки Смердякова и Поприщина», и иных – наследующих традиции великой русской литературы. Все эти годы, затворившись от мирской суеты, неустанно трудится поэт и сказочник Александр Трофимов, предельно ясно ощущающий время, все тонкие нити, связывающие наши дни – с прошлым и будущим. Человек, написавший первую в России биографию другого сказочника, датского, Андерсена, давшего всем нам в детстве первое книжное тепло, доброту и мудрость. И он же, Трофимов, открылся в совершенно неожиданной ипостаси – «Молитвами к Богу». А это уже целое мироздание, россыпь звезд. Кто знает, как сложится их судьба в будущем? Одно можно сказать уверенно: эти молитвы сильны истинным православным духом и поэзией чистого, незамутненного в грехе сердца. Ушли из жизни три ярких писателя – Анатолий Афанасьев, Вячеслав Дёгтев и Михаил Зубавин, каждый из них работал на своей ниве, был любим читателями, прошел в литературе, да и просто в жизни трудный путь. Последний особенно дорог мне как друг. Их творчество уже принадлежит вечности. Ждет своих внимательных исследователей. Но зато тут же народилась новая поросль, словно спеша занять освободившиеся ниши – всякие Денежкины и Дуни Смирновы, Лены Ленины и Стоговы, Бояны Ширяновы и прочие бабочки- однодневки да гусеницы. Исчезнут – и не вспомнишь, лучше бы и не попадались на глаза, не портили чудную картину природы. Где и так хватает всяких рогатых и хвостатых млекопитающих, вроде Татьяны Толстой, Арбатовой, Улицкой, Юденич и других, знатно полакомившихся мозгами читателей в это десятилетие. Порадовали меня вышедшие в эти годы книги Алеся Кожедуба «Полёт в прошлое», трилогия Владимира Пронского «Провинция слёз» (его называют последним автором- деревенщиком), Эдуарда Алексеева «Рассказы о котах, собаках и просто о жизни», Сергея Куняева «Русский беркут», публицистика Капитолины Кокшеневой, стихи Аршака Тер- Маркарьяна, Николая Зиновьева, Владимира Силкина, Льва Котюкова (и его мегасатирический с метафизическим уклоном роман- поэма «Песнь о Цейхановиче», недооцененный до сих пор, но, кажется, сам автор не собирается останавливаться, и пишет продолжение за продолжением). А также удивительная красивая фотопоэзия Сергея Дмитриева, создателя нового жанра, на стыке литературы и визуального изображения (правда, подобные попытки были предприняты еще на заре ХХ века Николаем Гумилевым). Особого разговора требует талантливая проза и драматургия Юрия Полякова, но здесь просто не место и не время. Интересные реалистические рассказы об охоте, о природе, о человеческом быте пишет Алексей Саурин, а его последний, вышедший только что эпический роман «Голгофа и воскрешение мордвы» - первый в своем роде о драматической истории Мордовского края и его людях. Заслуживают внимания мистические романы Максима Замшева «Аллегро плюс» и «Избранный» - этакий наш ответ Дэну Брауну. Сборником рассказов «Концерт» отметился в 2. Евгений Шишкин (чуть позже у него вышел роман «Закон сохранения любви») – эти произведения сплетены из тугих нервов, со страдающей плотью и взыскательным ищущим духом. Но они также полны иронии, света и надежды. Как и книга старейшей нашей писательницы Ирины Ракши «Белый свет».
0 Comments
Leave a Reply. |
AuthorWrite something about yourself. No need to be fancy, just an overview. Archives
December 2016
Categories |